ЗБИРАЙ ВАЛІЗИ, ДІДУ
Збирай валізи, діду, все, пора,
Тебе в ростові яник вже чекає.
Ти кажеш, що війна для тебе гра?
Що в нас тузів у рукаві немає?
Торгаш продажний, цинік, лицемір,
Погрожуєш лишити нас без зброї?
Ти - не Америка! У казку цю не вір,
Америка не піде за тобою!
Скінчився маскарад, всі маски геть!
Сьогодні ми нарешті зрозуміли,
Що лише нам болить Героїв смерть,
А інші - збагатитися хотіли...
Для нас війна не гра! Це смерть і біль!
Зруйновані міста, розбиті долі.
Це тисячі розстріляних надій...
Це сотні тих, хто залишився в полі...
Збирай валізи, все це не твоє!
Іди собі деінде торгувати.
Бог розуму з грошима не дає,
А українці будуть воювати
До Перемоги! В нас шляху назад
Не було і немає. Тож до зброї!
Скінчився цей ганебний маскарад,
А нам своє робити. В руки зброю!
Чи ви за " по", чи, може, ви за " зе",
Сьогодні станьте в стрій за Україну!
Тоді і ворог з хати поповзе!
Воскресне Україна із руїни!
Автор: © Nezlamna Vi
https://www.facebook.com/photo/?fbid=61 ... 5469158429

ВОТ Я ВОШЁЛ, И ДВЕРЬ ПРИКРЫЛ,
И показал бумаги,
И так толково объяснил,
Зачем приехал в лагерь!..
Начальник — как уключина:
Скрипит — и ни в какую.
"В кино мне роль поручена, —
Опять ему толкую. —
И вот для изучения —
Такое ремесло —
Имею направление.
Дошло теперь?" — "Дошло!
Вот это мы приветствуем!
Чтоб было, как с копирки.
Ещё бы вам под следствием
Полгодика в Бутырке,
Чтоб ощутить затылочком,
Что чуть не расстреляли,
Потом — по пересылочкам...
Тогда бы вы сыграли!"
Внушаю бедолаге я
Настойчиво, с трудом:
"Мне нужно — прямо с лагеря,
Не бывши под судом". —
"Да вы ведь знать не знаете,
За что вас осудили.
Права со мной качаете,
А вас ещё не брили". —
"Побреют! — рожа сплющена,
Но всё же знать желаю. —
А что уже упущено —
Талантом наверстаю..." —
"Да что за околесица? —
Опять он возражать. —
Пять лет в четыре месяца?
Экстерном, так сказать?"
Он даже шаркнул мне ногой
(Для секретарши Светы):
"У нас, товарищ дорогой, —
Не университеты.
У нас не выйдет с кондачка
Из ничего — конфетка.
Здесь — от звонка и до звонка,
У нас — не пятилетка.
Так что давай-ка ты, валяй!..
Какой с артиста толк?
У нас своих — хоть отбавляй," —
Сказал он и умолк.
Я снова вынул пук бумаг,
Ору до хрипа в глотке:
Мол не имеешь права, враг,
Мы здесь не в околотке!
Мол, я начальству доложу,
Оно, мол, разберётся!..
Я стервенею, в роль вхожу,
А он, гляжу, — сдаётся.
Я в раже, удержа мне нет,
Бумагами трясу:
"Мне некогда сидеть пять лет —
Премьера на носу!"
В.Высоцкий, 1970г

Антология поэзии закрытых городов России:
https://www.bibliongo.ru/images/%D0%BC% ... %D1%82.pdf
Повод задуматься, какой след в душах людей оставляет жизнь под режимом.

Марк Галесник.

Бельгийский суд оправдал писателя, талантливо отобразившего свое желание резать евреев.

* * *
Вот дом, который построил Джек.

А это сосед, палестинец из Газы,
Который к нему приходил раз за разом,
Работу, лекарства и деньги просил,
А как-то ворвался и зверски убил.
Простой, работящий, не злой человек
В доме, который построил Джек.

А это еврейские злые солдаты,
Зачем-то взорвавшие мирную хату,
Откуда к еврейским соседям из Газы
С добром пробирался сосед раз за разом,
Работу, лекарства и деньги просил,
А после ворвался и зверски убил.
Простой, работящий, не злой человек
В доме, который построил Джек.

А это сынок его, плачет по маме,
Которою папа, скрывавшийся в яме,
Прикрылся, когда эти злые солдаты
Ворвались в арабскую мирную хату,
Откуда папаша мальчонки из Газы
К еврейским соседям ходил раз за разом.
Лекарство, еду для сыночка просил,
А после ворвался и зверски убил.
Простой, работящий, не злой человек
В доме, который построил Джек.

А это писатель один европейский,
Которому хочется крови еврейской.
Разумное, доброе, вечное сея,
Ему бы зарезать плохого еврея,
Который заставил мальчишечку плакать,
Лишив его крова, и мамы, и папы,
Который ходил за едой и работой
К евреям, которых убил отчего-то.
Простой, палестинский, не злой человек
В доме, который построил Джек.

Все это писатель напишет в газете.
И чувства его справедливые эти
Коллеги, читатели, церковь и суд,
Конечно, разделят, конечно, поймут.
Погромом, изгнанием, культурой и газом
Европа вершит этот суд раз за разом.
Добро, гуманизм да пребудут вовек!
В доме, который построил Джек.

Когда задвигалось и загремело,
И на столе запрыгал суп в кастрюле,
Попрыгал, а потом упал.
Игрушки сразу лица отвернули –
Не их это игрушечное дело.
Тогда он в шкаф залез.
Он в нём лежал и спал.
Потом проснулся, покричал, поплакал,
Поел размякшую картошку с пола,
И взяв с собою синюю собаку,
Вернулся в шкаф.
Теперь его на свете нет.
Среди истлевших пиджаков, подолов,
Когда-нибудь найдут его скелет.
Нашедшие могли бы засмеяться –
Скелет в шкафу!
Никто не засмеётся.
Достанут этот маленький скелет,
Вцепившийся в бесцветную собаку
И вынесут на страшный белый свет.

Вадим Жук

Борислав Коган

Как части кинохроники
Эпохи звёзд и свастик.
Кругом кричат, что комики
Сейчас приходят к власти.
Всё в мире относительно,
Мы опыт пьём по капле.
Ведь лучше вместо Гитлера,
Пришёл бы к власти Чаплин.

Хоть нас в наш век ничем не удивить,
Но к этому мы были не готовы:
Дельфины научились говорить!
И первой фразой было: «Люди, что вы!»
Учёные схватились за главы,
Воскликнули: «А ну-ка, повторите!»
И снова то же: «Люди, что же вы!»
И дальше: «Люди, что же вы творите!
Вам скоро не пожать своих плодов.
Ну, мы найдём какое избавленье...
Но ведь у вас есть зуб на муравьёв,
И комары у вас на подозренье...»
Сам Лилли в воду спрятал все концы,
Но в прессе — крик про мрачные карти<ны>,
Что есть среди дельфинов мудрецы,
А есть среди дельфинов хунвейбины.
Вчера я выпил небольшой графин
И, видит бог, на миг свой пост покинул,
И вот один отъявленный дельфин
Вскричал: «Долой общение!» — и сгинул.
Когда ж другой дельфин догнал того
И убеждал отречься от крамолы —
Он ренегатом обозвал его
И в довершенье крикнул: «Бык комолый!»
В.Высоцкий

Этот славный парень без шнурков через пару лет потеряет отца (расстрелян в 1937-ом по сталинскому списку), мать, которая запечатлена на снимке с сыном, отправится отбывать в АЛЖИР.
По возвращении матери из лагеря, о встрече с ней, сын напишет один из самых пронзительных рассказов «Девушка моей мечты».
Рассказ очень сильный и психологически точный.
Через два года мать снова арестуют и сошлют на вечное поселение.
Ты сидишь на нарах посреди Москвы.
Голова кружится от слепой тоски.
На окне - намордник, воля - за стеной,
Ниточка порвалась меж тобой и мной.
За железной дверью топчется солдат...
Прости его, мама: он не виноват,
Он себе на душу греха не берет -
Он не за себя ведь - он ведь за народ.
Следователь юный машет кулаком.
Ему так привычно звать тебя врагом.
За свою работу рад он попотеть...
Или ему тоже в камере сидеть?
В голове убогой - трехэтажный мат...
Прости его, мама: он не виноват,
Он себе на душу греха не берет -
Он не за себя ведь - он за весь народ.
Чуть за Красноярском - твой лесоповал.
Конвоир на фронте сроду не бывал.
Он тебя прикладом, он тебя пинком,
Чтоб тебе не думать больше ни о ком.
Тулуп на нем жарок, да холоден взгляд...
Прости его, мама: он не виноват,
Он себе на душу греха не берет -
Он не за себя ведь - он за весь народ.
Вождь укрылся в башне у Москвы-реки.
У него от страха паралич руки.
Он не доверяет больше никому,
Словно сам построил для себя тюрьму.
Все ему подвластно, да опять не рад...
Прости его, мама: он не виноват,
Он себе на душу греха не берет -
Он не за себя ведь - он за весь народ.

Photo Булат Окуджава с мамой...

Игорь Иртеньев
1 дн. ·
Люблю с душою поработав,
Пред тем как отойти ко сну,
Смотреть кино для идиотов
Про нашу Главную войну.
Вы там узнаете едва ли
Сказать точнее никогда,
Как деды молча отступали,
Сдавая чохом города (с)
Как сжавши зубы от бессилья
И горькой не своей вины,
Грязь непролазную месили
Той, трижды проклятой, войны,
Чтобы откормленные внуки,
С пивком улегшись на диван,
Зевая нехотя от скуки,
Лениво пялились в экран.
2021

75 лет назад родилась Валерия Ильинична Новодворская (1950—2014), российский публицист, общественный деятель, критик, диссидент.
1937 год
На фоне знамен и улыбок,
По девственно-чистой канве,
Отдельные были ошибки:
Три строчки в десятой главе.
Ошибки? Так, значит, замоют,
Оставят в дорожной пыли,
Забудут, зароют, зароют
На кладбище братском Земли.
Сонатой проклятий и стонов,
Как Реквием или набат,
Убийство пяти миллионов
Вошло в календарь наших дат.
От этой ошибки пустячной,
От этого скромного «но»,
Не стало ни «дальше», ни «раньше»,
Не стало ни «после», ни «до».
Пусть день воцарится и сгинет:
Не нужно, не важно, не в счет.
Ведь к городу Солнца отныне
Завален последний проход.
А значит, исполнились сроки,
И близок последний восход.
А значит, солгали пророки,
И он никогда не придет.
Падучей звездою забрезжит
В ночи казематов и плах
Тщета человечьей надежды,
Замерзшей в сибирских снегах.
А если кому-то мы снимся,
То в некий предсказанный год
Он скомкает эту страницу
И рукопись бросит в комод.
Планета, что ярко и зыбко
Прошла перед ним на холсте —
Ошибка, ошибка, ошибка,
Помарка на чистом листе.
<1970-е>

Хороша страна Россия!
Здесь пасётся конь в пальто...
Здесь родился, жил и умер
Знаменитый дед Пихто.

Через пень растёт колода,
Оберег у всех – авось,
Ну, а хуже, чем татарин,
Ясно всем — незваный гость!

Бережёт тут рубль копейка,
Голь на выдумки хитра,
Пьяным — море по колено,
И нет худа без добра!

Здесь семь пятниц на неделе,
И не в бровь тут всё, а в глаз,
Ну, а тот, кто мягко стелет —
Точно будет жёстко спать!

Здесь всё ёжику понятно,
Знает хрен, как дальше жить!
За ночь тут неоднократно
Жаба может задушить...

Здесь не волк у нас работа,
За семь бед — один ответ.
Здесь икота на Федота,
И за морем счастья нет.

Здесь с времён царя Гороха
Не гонял телят Макар,
Здесь не собирают крохи,
Коль спешат, как на пожар.

Здесь жужжала Бляха-Муха,
И мурлыкал Ёшкин кот...
У старухи и в проруху
Видит око – зуб неймёт!

За Кудыкиной горою
Не видать ни зги порой.
Буря мглою небо кроет —
Лучше ссоры мир худой.

Здесь у нас закон — что дышло,
Обух не сломает плеть!
Чтоб в глуши чего не вышло,
Прокурор в тайге — медведь!

Нам бы всё и на халяву!
Бог не выдаст, хряк не съест!
Кто сильнее — те и правы,
Рыбку ль съесть, иль на кол сесть!

Здесь молчанье — знак согласья.
Меньше знаешь — крепче спишь!
Наше счастье — дождь с ненастьем,
Тут на всех не угодишь.

Здесь нашла коса на камень,
Здесь, что сеешь — то и жнёшь,
Что мы тут понаписали —
Без бутылки не поймёшь!

Всё нам — разлюли-малина,
На горе не свистнет рак!
Ни в лондОнах, ни в берлинах,
Не понять им нас никак!

Нету худа без добра,
кто-то в лес, кто — по дрова,
первый блин все время комом,
каждый тут не лыком шит.
Стелют, как всегда, солому
коль падение грозит.

Только тот меня поймёт,
Кто в стране моей живет!

инет

ДОМБРОВСКИЙ
… А было время: в белый кабинет,
Где мой палач синел в истошном крике,
Он вдруг вошел, ничтожный и великий,
И мой палач ему прокаркал: «Нет!»
И он вразвалку подошел ко мне
И поглядел мышиными глазами
В мои глаза — а я был словно камень,
Но камень, накаленный на огне.
Я десять суток не смыкал глаза,
Я восемь суток проторчал на стуле,
Я мертвым был, я плавал в мутном гуле,
Не понимая больше ни аза.
Я уж не знал, где день, где ночь, где свет,
Что зло, а что добро, но помнил твердо:
«Нет, нет и нет!» Сто тысяч разных «нет»
В одну и ту же заспанную морду!
В одни и те же белые зенки
Тупого оловянного накала,
В покатый лоб, в слюнявый рот шакала,
В лиловые тугие кулаки!
И он сказал презрительно-любезно:
— Домбровский, вам приходится писать... —
Пожал плечами: «Это бесполезно!»
Осклабился: «Писатель, вашу мать!..»
О, вы меня, конечно, не забыли,
Разбойники нагана и пера,
Лакеи и ночные шофера,
Бухгалтера и короли утиля!
Линялые гадюки в нежной коже,
Убийцы женщин, стариков, детей!
Но почему ж убийцы так похожи,
Так мало отличимы от людей?
Ведь вот идет, и не бегут за ним
По улице собаки и ребята,
И здравствует он цел и невредим —
Сто раз прожженный, тысячу — проклятый.
И снова дома ждет его жена —
Красавица с высокими бровями.
И вновь ее подушки душат снами,
И ни покрышки нету ей, ни дна!
А мертвые спокойно, тихо спят,
Как «Десять лет без права переписки»...
И гадину свою сжимает гад,
Равно всем омерзительный и близкий.
А мне ни мертвых не вернуть назад,
И ни живого вычеркнуть из списков!
1959

Александр Николаевич Башлачёв
Чужой костюм широким был в плечах

Чужой костюм широким был в плечах,
Ho я его по глупости примерил.
И столько сам себе наобещал,
Что сам сeбe действительно поверил.
Порою мнe карманы грели грудь.
Я находил тяжёлые монеты.
Казалось мне – счастливым будет путь
От первой до последней сигареты.
Тeпeрь мне нечем заплатить по векселям
И рыться по карманам бесполезно...
Казалась – нет числа моим рублям,
Осталась только мелочь для проезда.
Cкажитe жe, на сколько быстрых лет
Хватает пятаков, хотел бы знать я?
Скажите, сколько стоит мой билет
До станции Последнего проклятья?
B моём вагонe – божеский тариф!
Ceдой кондуктор в ватной телогрейке
За парочку довольно сносных рифм
С меня взимает ровно две копейки.
Я eду, не жалея, не скорбя
Я знаю – через год иль через сутки
Смеясь, однажды, высажу себя
На станции Моей Последней Шутки.
Нисколько не жалея, не скорбя...
Так мчись, вагончик мой, неси меня!
Я буду петь, не ведая печали.
Покуда медяки ещё звенят –
Мне кажется – я всё ещё в начале.
Так лей сполна и радость и бeду!
И не жалей ни сахара, ни соли
И, захмелев, я спрыгну на ходу
На станции Моeй Послeдней Боли.