Кто там подкрался незаметно к нам, сограждане?
Ой, как тревожно всё! Ой, как нехорошо!
Кто там — крадущийся песец иль затаившийся капец?
«Ты кто?» — «Капец!» — «А что тут делаешь?» — «Да вот, пришёл!»

Мы снова в поисках особой идентичности,
И, значит, снова надо гречкой запастись.
Как только смотрим в небеса, так дорожает колбаса,
Ну что ж, затянем пояса ещё «на бис»!

И опять с Кремлёвских башен
Нам кричат: «Не до еды!»
И погасли в небе нашем
Три мишленовских звезды…

Если сверху есть решенье
Заварить такой компот,
Я готов терпеть лишенья,
Хоть люблю терпеть комфорт.

Мы-то раньше, как балбесы,
Потребляли всё подряд,
А нам теперь из «Мерседеса»
«Потерпите!» — говорят.

«Потерпите, Христа ради!»
Христа ради потерплю.
Но терпеть за ради дяди
И сидеть весь век в осаде,
Словно пугало в ограде…
Это я, страсть как, не люблю!

Одно могу сказать тебе я, брат,
Что акушеры роженице говорят:

Дыши и тужься, тужься и дыши!
Пусть нелегко и нет просвета.
Дыши и тужься, тужься и дыши!
Пройдёт зима, настанет лето.
Дыши и тужься, и не ной!
Всем тяжело, ты ж не один!
И, может быть, мы всей страной,
В конце концов, чего-нибудь родим!

И снова сверху говорят: «Ну что там, терпите?»
«Да терпим, батюшка, конечно, тяжело…
Но ты не слушай нас, дави!
Ты ж не со зла, ты ж по любви.
Дави, как семачки, чтоб масло потекло!»

Когда барак весь в коллективном помешательстве,
И куролесит всякая шпана,
Тогда не спрашивай: «По ком
Звенит весёлый маржин колл?»
Звенит весёлый маржин колл
По всем по нам!

Ну, а может так случиться,
Снизойдёт и к нам Творец:
Валаамова ослица
Возмутится, наконец.

Кто тут временные, скажет, слазьте!
Я народ иль не народ?
И на обломках самовластья
Вновь химеру возведёт.

Так что не фиг материться,
Дескать, поздно пить «Боржом»,
Будет день и будет пицца,
Будем живы, не помрём!

Чурки, русские, семиты
В жалком рубище своём.
Мы в разбитое корыто
Самогоночки нальём.

Вот гитара, вот гармошка,
Вот этиловый пропил.
Растворим-ка мы окошко
И споём что было сил:

Дыши и тужься, тужься и дыши,
Пусть нелегко и нет просвета.
Дыши и тужься, тужься и дыши,
Пройдёт зима, настанет лето.
Дыши и тужься, и не ной!
Всем тяжело, ты ж не один!
И, может быть, мы всей страной,
В конце концов, чего-нибудь родим!

И вновь на нашу улицу
Апрель тепло впустил.
Тинейджер плюнул в лужицу
И плейер свой включил.
Жена леща почистила,
Налила пива мне.
Я думаю об истине,
Которая в весне.
Которая в весне.

Сосулек культ фаллический
Весна «на нет» сведёт.
Небес простор классический
Поганит самолёт.
Соседи шумно пьянствуют,
С азартом тещу бьют.
Я в этом не участвую,
Я просто пиво пью...
Я просто пиво пью...

В предвкушении урожая
Дачники беспечные,
А я картошку не сажаю,
Сею только вечное!

Блудницы сняли зимнее,
Укоротив подол,
И похоть, пароксизмами,
Трясёт мужской наш пол.
Весна, коты блохастые
Котят себе куют,
Я в этом не участвую,
Я просто пиво пью...
Я просто пиво пью...

Опять, вон, демонстрации –
«Долой!» – кричат, – «Долой!»
Глядит на них, в прострации,
Худой городовой.
Сограждане несчастные
Желают жить в раю.
Я в этом не участвую,
Я просто пиво пью...
Я просто пиво пью...

Гляжу в окно на улицу –
Ну чем не Бюнюэль!
Кино сплошное крутится,
Оттеда и досель.
Буянит прапор в кителе
С бутылкой коньяку,
Что не дано Юпитеру
У нас дано быку.
У нас дано быку.

Но тут ОМОН его подрезал:
Мяли, жали, веяли.
«Не из таких быков, любезный,
Мы тушёнку делали».

Бандиты, вдруг размякшие
От солнца и весны,
В «Линкольнах» мирно спящие,
Из детства видят сны.
За ними вновь гоняется
Наш участковый мент.
Бандиты улыбаются
И чмокают во сне.
И чмокают во сне.

Страна бурлит, колышется,
Шумит, воюет, пьёт,
Сама с собою мирится,
Сама в себя плюёт.
А я и не злорадствую
И славу не пою.
Я в этом не участвую,
Я просто пиво пью...
Я просто пиво пью...

Старик «транзистор» слушает
Про черноморский флот,
Барбосы мусор кушают,
Тусуется народ.
Всё суета сует, а, в общем,
Как сказал Екклезиаст:
«Тот, кто на Бога ропщет,
Тот, ребята, педераст!»
Тот, ребята, это слово!

Слышно: Пласидо Доминго
Где-то разоряется.
Ну что ж, культурная картинка
В целом получается.

Зачем образование
Я в муках получал?
Диван – мое призвание,
Уютный мой причал.
К жене любовник шастает,
Тут, с криком: «Мать твою!»,
Я в этом поучаствую.
Сейчас только вот допью!
Сейчас только вот допью!

Он весь, как отсвет дальний,
Прекрасный, чуть печальный.
Враги его ругают, а он творит добро.
Кричат чуть ли не матом:
«Тиран и узурпатор!»
А он всего лишь бедный непонятый Пьеро.

Вокруг него кретины
И злые Арлекины
Хохочут, паутину незримую плетя.
Вокруг него дебилы,
А он ужасно милый.
Он, как дитя, доверчив, наивен, как дитя!

Его подзасосала российская трясина,
И жизнь его не сахар и не мёд.
Но всё ж он Император,
И каждый губернатор
При встрече сразу навытяжку встаёт.

Под портретом его вечерами начальники,
Поумерив дневную ненужную прыть,
Пьют и шепчут портрету: «Послушайте, маленький!
Можно нам вас тихонько любить?»

И все его боятся,
Ну, так он держит всех за… горло.
Но, даже вас сажая, он заботится о вас!
Он славный, добрый, дивный!
Его гнетёт противный,
Ужасно когнитивный, тяжёлый диссонанс.

Как всякий северянин,
В душе он — Северянин!
В мозгу теснятся рифмы, в глазах цветёт сирень.
Но — как описать стихами
Весь этот цирк с конями?
Весь этот гроб с кистями, всю эту дребедень?

В муаровом жилете
И бархатном берете
Ему прийти бы в Думу в малиновом жабо!
И почитать им Блока,
А, может, и не Блока.
А, может, спеть куплеты про Китти и Бобо!

Не дай бог, победят горлопаны, охальники,
И пойдёт он один злую долю влачить.
Я ему напишу, что «Послушайте, маленький,
Можно мне Вас тихонько любить?»

Пока же он во власти
И дарит людям счастье.
А мог бы и дубиной по головам пройтись.
И, кстати, вы могли бы
Сказать ему «спасибо»
За то, что здесь, пока ещё, свободно собрались.