Я) Здравствуйте, меня зовут ______, магазин сейчас закрыт, но если вы хотите оставить сообщ…
КЛ) Мне по#%^ что закрыто!!. Я купил у вас этот *@#%^! Принтер, а он не работает, а мне нужно немедленно распечатать *@#%^! * важный документ!!!
(Однозначно в дурном настроении, так что все *@#%^! *$# я вырезаю)
Я) Что не так с вашим принтером?
КЛ) Он не печатает! Вот что не так!
Я) Все провода подключены?
Кл) Да, ДА!
Я) Принтер включен?
КЛ) Конечно включен!
Я) Я полагаю, вы следовали всем указания в инструкции, да?
КЛ) Инструкции? Я не идиот, мне не нужна инструкция чтобы подключить принтер. И вообще, чего я с тобой болтаю? Я хочу поговорить с техподдержкой.
Я) Я техподдержка.
КЛ) Ничего подобного!
Я) Я техподдержка!
КЛ) Ты женщина!
Я) И женщина тоже.
КЛ) Я хочу поговорить с кем-нибудь, кто понимает в компьютерах.
Я) Я понимаю в компьютерах! (Я долго работала с компьютерами и на компьютерах, не говоря уже о том, что вне магазина я разработчик ПО).
КЛ) Слазь с телефона и дай мне поговорить с мужчиной!
Мне бы следовало повесить трубку.
Я) Сэр, магазин закрыт, и другой техподдержки здесь нет.
КЛ) Ты женщина.
Разговор явно зашел в тупик, обувь жмёт, мне хочется домой. Тут я обернулась, и увидела Брайана, нашего уборщика!
Я) Погодите, сэр! Кажется, я могу вам позвать мужчину.
Я подозвала Брайана и уговорила его помочь мне с этим шовинистом.
БРАЙАН) Добрый вечер, сэр, меня зовут Брайан, чем могу помочь?
(Попрошу заметить, что тут шовинист материться перестал).
КЛ) Мой принтер не работает, Брайан.
Я) Спроси его, установил ли он приложенные к принтеру драйвера.
БРАЙАН) Установили ли вы приложенные к принтеру драйвера?
КЛ) К принтеру не прилагалось никаких драйверов.
БРАЙАН) К принтеру не прилагалось никаких драйверов.
Я) Хмм.
БРАЙАН) Хмм.
Я) Спроси его, какой модели принтер.
БРАЙАН) Какой модели принтер, сэр?
КЛ) Не знаю. И мне пофиг, какая модель! Я хочу, чтобы эта штука работала (в отчаянии).
БРАЙАН) Он не знает. Он просто хочет, чтобы принтер работал.
Я) Спроси, как его зовут, и как звали продавца, который помог ему выбрать принтер.
БРАЙАН) Сэр, как ваше имя?
КЛ) Боб Смит.
БРАЙАН) Боб Смит.
Я) Окей (ввожу имя -- проверить по базе данных, что он в последний раз покупал).
БРАЙАН) Сэр, вы помните имя продавца, который помогал вам с вашей покупкой?
КЛ) Мне не помогали никакие продавцы! Я знал, что мне нужно, и я за это расплатился в кассе. Не доверяю продавцам!
БРАЙАН) Ему никто не помогал. Он сам выбрал принтер.
Я) Замечательно!
БРАЙАН) Замеча. . !
Я) Брайан, скажи ему что сегодня мы ему ничем не можем помочь (смотрю в базу данных).
БРАЙАН) Сэр, сегодня мы ничем вам помочь не можем. Могу я вам посоветовать зайти завтра?
КЛ) Почему?
БРАЙАН) Почему?
Я) Потому, что его покупка -- это никакой не принтер… это факс. И его надо подключать к телефону. А не к компьютеру.
БРАЙАН) Сэр…

Из книги А,Марченко "Мои показания"

"...
ОБРАТНЫЙ ПУТЬ

__Неожиданно для меня за год до конца владимирского срока меня отправили в лагерь. В то время, в начале лета 1963 года, из Владимирки стали отправлять многих зэков -- тех, у которых оставалось ещё немного тюремного срока. Место, что ли, в тюрьме понадобилось для новых?
__В транзитной камере я встретился с Толей Озеровым, его тоже отправляли в Мордовию. За время тюрьмы он почти совсем ослеп, и я с болью представлял, как он будет ходить по лагерю с палочкой, вроде Сани-слепого. Но ведь и я здесь почти оглох, и Озеров, наверное, в это же самое время с той же болью думает обо мне.
— Да, Толик, не такими мы сюда приехали, — сказал он.
Бурова с нами не было. Неужели оставили досиживать?
__Знакомые «воронки», ничуть не переменившиеся вагонзаки, те же пересылки, только в обратном порядке: Горький, Рузаевка, Потьма.
__На Горьковской пересылке нас повели в баню. В бане, ещё в раздевалке, перед моечной, сидел дежурный офицер и каждого осматривал: не накололся ли дорогою? С разрисованных он снимал копию — переписывал, что написано и где, на каком месте. Дошла очередь до Воркуты (он тоже ехал в лагерь). Ну, офицеру хватило работы на час! Воркута стоял перед офицером в синих трусах, поворачивался перед ним то грудью, то спиной. Когда опись была закончена, офицер спросил:
— Всё, что ли? Ничего не пропустил?
— Хрущева пропустил, — ответил Воркута.
— Хрущёва? Где?
— Хрущёва на х...
— Что ты сказал?! В карцер захотел?
— Вы спросили, где у меня наколот Хрущёв, я вам правду ответил, что на х...
— Покажи!
Под хохот всех зэков Воркута спустил трусы и показал: на члене во всю длину крупными буквами «Хрущёв».
— Правда, симпатично? — с невинным видом спрашивал Воркута, поглаживая своего Хрущёва. — Только скучает один, бедняга. Фурцеву бы ему сюда для коллективного руководства.
Офицер, опустив голову, дополнял опись.
...
РАБОТА
__На семёрке я почти все работы перепробовал. У нас там было большое мебельное производство — три с половиной тысячи заключённых, все, кроме части инвалидов, работали на заводе. Пилорама, раскройный цех, машинный цех, сборочные, отделочный, своя литейка, кузница, своя лесная биржа, свои строители. Вольные только мастера и начальники. Все рабочие — зэки.
__Мне пришлось месяца два поработать в отделочном цехе. Там вредные испарения, запах лака и ацетона, у рабочих головокружение, рвоты. Отделочные, правда, получают дополнительное питание — 400 г молока в день, литейщики тоже. Но, как водится, молоко привозят не каждый день. А ещё многие стараются поделиться с друзьями, которые иначе за пять-десять лет даже вкус молока позабудут. Ну как же тут одному пить?
__Литейка в то время, когда меня туда перевели, была адом. Плавили и отливали детали на ЦАМ — сплав цинка, алюминия и меди. Печь была старая, вытяжка плохая, надышишься цинковых паров, газа, дыма — и бежишь, распаренный, наружу, глотнуть свежего воздуха.
__На зэков не распространяется закон о том, что на вредных работах рабочий день меньше восьми часов. После смены тебя трясёт, как в лихорадке, а тут ещё жди час у вахты на разводе. Уже после меня выстроили новую литейку, не знаю, как там сейчас. Нормы у нас невыполнимые. И всё время их повышают, расценки снижают. Некоторые, чтобы заработать побольше, вкалывают вдвоём, а пишут на одного. У одного получается процентов 150 или больше, а другому запишут 10-30 процентов и ладно — лишь бы не перевели на пониженную норму питания. Зато первый делится с другом. А может, ещё и останется на личном счету и себе на ларёк заработает. Несколько месяцев, полгода, год такой работы — и хоть одному есть с чем выйти на волю, хоть на первое время хватит. А с воли он постарается помочь оставшемуся другу. Однако это опасно: могут, равняясь на такого «передовика», повысить норму для всех.
__Некоторые остаются без обеда, остаются на вторую смену, но за четырнадцать-шестнадцать часов такой рабочий даст процентов 150-170. И заработок больше, и на хорошем счету у начальства. Начальство, в общем, знает об этих фокусах. А насчёт сверхурочной оно прямо договаривается со «своими» зэками; их потом числят в передовиках, по ним поднимают норму для всех остальных: «Вот он может, и вы должны!» Считается, наверное, что выработка повышается за счёт механизации, а на самом деле это — повышение за счёт крови и пота зэка. В отделочном цеху на полировке сначала норма была отполировать шесть корпусов радиолы «Югдона», а при мне догнали до тринадцати штук. Корпусов телевизора «Радий-В» в 1964 году надо было сделать четыре штуки, а в 1965-м — шесть штук. А «техника» остаётся та же: трёшь вручную ватным тампоном с ацетоном, пока не доведёшь поверхность до полного блеска.
...
ПВЧ — ПЕСНИ, ПЛЯСКИ И СПОРТ
__С давних времён, ещё со сталинских лагерей, живёт в лагерях самодеятельность. Не знаю, может, когда-то это действительно была самодеятельность, люди собирались, пели, читали стихи. Говорят, что даже сценки, спектакли разыгрывали, оперетты ставили. Говорят, что театр на Воркуте возник из такой вот лагерной самодеятельности. Она существовала сама по себе, потом под покровительством КВЧ — культурно-воспитательной части, работники которой больше доверяли зэкам, чем себе, в отношении искусства. Теперь это не КВЧ, а ПВЧ — политико-воспитательная часть; и она не столько покровительствует искусствам, сколько контролирует их — руководит ими. И вообще, это уже не самодеятельность, а принудиловка — ещё одна, в добавление к работе и прочему. Ни одна программа концерта не пройдёт без ПВЧ. Да что — не пройдёт! Программу-то и составляет только ПВЧ, и хорошо ещё, если среди гимнов и маршей удастся вставить одну-две лирические песни, или романс, или стихи Пушкина, Блока, Есенина. Концерт, во-первых, должен воспитывать слушателей; во-вторых, должен свидетельствовать о том, что выступающие уже вполне «перевоспитались»; в-третьих, должен понравиться комиссии, наша зона должна с его помощью переплюнуть соседние в соревновании. А как переплюнешь? «Отговорила роща золотая» — это ещё неизвестно, хорошо ли, нет ли, — дело вкуса; а «Стихи о советском паспорте» безусловно обязаны нравиться всем, тут и разговору никакого не может быть; в-четвёртых, самого концерта могло бы и не быть, хрен с ним, да галочку надо поставить в отчёте. Этим определяется всё: и программа, и состав участников, и отношение зэков к «самодеятельности».
__Вот начинает отрядный вербовать в хор или в кружок художественного слова. К одному подойдёт, другого к себе вызовет. Тому обещает посылку — не какую-нибудь дополнительную, нет, законную, очередную, но её ведь надо заслужить; тому — хорошую характеристику. Любитель стихов отвечает ему:
— И «кому на ум пойдёт на желудок петь голодный!»
Мастер художественного слова скажет:
— На х... мне эта самодеятельность перед обедом?
Но находятся и такие, что соглашаются. Некоторые за посылку, — но это контингент ненадёжный, текучий: получил посылку — и только его на репетициях и видели, а на сцену и арканом не затянешь. Основной состав хора и прочих кружков — это двадцатипятилетники-полицаи, зарабатывают себе хорошую характеристики на суд — авось, срок скостят.
__И вот концерт объявлен. Теперь у надзирателей и воспитателей задача согнать на него слушателей. Тут уж их заедает амбиция.
— Ты почему не идёшь? Болен? А справка от врача есть? Ах, не хочешь? Почему? Не нравится? Не отвечаешь?
__Зэк обязан отвечать, зэк обязан быть вежливым с представителями охраны и администрации. Нарушение! Одно, два, три таких нарушения — и ты уже лишён ларька — не за то, что не ходишь на концерты, это дело добровольное, а за «невежливость по отношению...»
__Новички ходят на концерты — любопытно ведь. Я тоже несколько раз пошёл поглазеть. Ну и комедия! Если бы начальник ПВЧ майор Свешников специально старался вести разлагающую зэков агитацию -- и то лучше бы не придумал. На сцене хор полицаев исполняет песни «Партия наш рулевой», «Ленин всегда с тобой». В зале хохот, улюлюканье, надзиратели орут: «В карцер за срыв мероприятий!» Хор поёт хоть слаженно — это в большинстве украинцы, а они умеют петь. Один раз пели «Бухенвальдский набат», но это начальству почему-то не понравилось.
__Та же история со спортивными мероприятиями. Силой — моральной, конечно, за те же посылки, за характеристики — загоняют зэков в спортивные секции, заставляют участвовать в спартакиадах. Смотреть на эти спортивные игры — и смех, и слёзы. Бегут старики, только что не безногие, прыгают по стадиону (под чутким руководством начальника лагеря Пивкина превратили в стадион плац для проверок, теперь на одиннадцатом свои «Пивники»), худые, кривые ноги в узлах из вен торчат из длинных трусов, задыхающиеся рты ловят воздух. Добежал, отметился у отрядного и скорее на койку — отдышаться.
...А между тем какие в лагерях певцы, какие гитаристы! Соберёмся после работы вечером где-нибудь в углу зоны, да как заведём песни — блатные, под гитару, да старинные романсы. Эстонцы раз устроили свой концерт народных песен. И литературные вечера — памяти Шевченко, памяти Герцена. Кто-нибудь расскажет о писателе, другие читают стихи Шевченко на украинском языке, поэты — свои стихи, переводы на русский. Но всё это, конечно, не только без ПВЧ, но и тайком от начальства, а то как раз в карцер угодили бы — ведь на таких вечерах каждый говорит, что думает, читает то, что хочет.
__Подлинных самодеятельных спортсменов — ещё больше, и начальство обычно их не преследует, разрешает. Я гонял в футбол; есть любители настольного тенниса, конькобежцы. На баскетбол собирается множество болельщиков, играют классные команды литовцев, латышей, эстонцев — ребята как на подбор, молодые, рослые, ловкие. Вот только головы у всех обриты.

ПВЧ: ПОЛИТЗАНЯТИЯ
__В семь часов вечера закрывается столовая, и зэки, которые работают в первой смене, разбредаются по зоне. Это время — до самого отбоя — наше. Кто идёт в библиотеку, кто на волейбольную площадку, кто, сидя в секции, пишет письмо родным, любители забивать козла устраиваются около какого-нибудь стола, друзья собираются поболтать, поспорить, некоторые просто так, в одиночку, расхаживают вдоль запретки — прошёл шагов сто в один конец, повернулся и пошагал обратно, глядя перед собой, думая о своём.
__Но сегодня четверг, день политзанятий. Ровно в семь каждый должен быть в своём бараке: посещение политзанятий — одна из обязанностей зэков. Однако каждый старается, как может, от этой обязанности увильнуть. Что уж тут хорошего, полезного — сиди дурак-дураком и слушай, как твой отрядный, запинаясь и спотыкаясь чуть ли не на каждом слове, почти по складам, читает по тетрадке-конспекту очередную «лекцию». Отрядные в большинстве безо всякого образования, особенно которые постарше, — они даже эту беседу не в состоянии самостоятельно подготовить, да им это и не доверяют — мало ли что они наплетут по неграмотности. Каждую беседу готовит сам Свешников, перед политзанятиями диктует её отрядным, те старательно записывают (воображаю, сколько там грамматических ошибок в конспекте!), а потом толкуют нам. Что мы узнаем из такой беседы? Газету прочесть и разобраться в ней каждый и сам сумеет, общие слова и лозунги давно всем надоели и приелись ещё с воли. У большинства политических десятилетка, многие с высшим образованием, с кандидатскими диссертациями, люди, думающие самостоятельно, специально изучавшие философию, работы Маркса и Ленина, Гегеля и Канта, современных философов и социологов.
__Смех один, когда отрядный, повторяющий, как попугай, чужие слова, не умеющий разобраться даже в собственных записях, проводит с ними политбеседу на уровне четвёртого класса школы. Да у нас в политическом лагере даже уголовники знают и понимают больше, чем отрядные, — прислушиваются к разговорам других заключённых, участвуют в спорах. Я попал в лагерь совсем «тёмным», у меня образование восемь классов, ну разве думать старался сам, без подсказки. Но вот захотел разобраться, что к чему — зачем я буду слушать лепет отрядного? Прочёл всего Ленина том за томом, начал читать Плеханова.
__На политзанятия я не ходил (был всего несколько раз из любопытства), и меня за это постоянно лишали ларька, за весь срок ни разу не разрешали посылки. Помню мой первый разговор с отрядным на эту тему... Вызывает меня Алёшин к себе в кабинет:
— Садитесь. Что же это вы, Марченко, только успели приехать из тюрьмы в лагерь, а уже нарушаете правила режима? Ведь вас перевели из тюрьмы раньше срока — опять захотели туда же, нюхать парашу?
__Я ответил, что не вижу в этих занятиях ничего для себя интересного и занимательного. Тогда он, видя, что я не поддаюсь на запугивания, зашёл с другого бока:
— Другие же ходят! Вы считаете, что вы умнее других? Что вы уже всё знаете?
— Я не думаю, что всё знаю, наоборот, я знаю слишком мало, поэтому дорожу своим временем. Я никогда не считал себя умнее всех, — но уж и не дурнее тех, кто проводит занятия. А что другие ходят — это их дело. За себя я решал и буду решать сам.
__Алёшин стал говорить мне, что посещение политзанятий — моя обязанность; что я могу не слушать, лишь бы пришёл и отсидел положенные два часа; что хочу я или не хочу, меня всё равно заставят подчиниться:
— Не подчинитесь — я вас буду наказывать.
__Конечно, можно иной раз пойти на политзанятия, чтобы самому поглядеть на эту комедию. Но каждую неделю? По обязанности, принудительно? Я к вам в лагерь не просился, не хочу, чтобы вы меня «воспитывали». К тому же я политический заключенный, у меня, может, свои взгляды, своя точка зрения на явления и события; может, я идеалист, религиозный человек. Вы же не на дискуссию меня приглашаете, и, начни я высказываться на этих ваших беседах, у вас против меня всегда найдётся насильственный довод — карцер, лагерный суд, тюрьма!
__Словом, на политзанятия заключённых сгоняют под угрозой наказания. Не пойдёшь — лишат ларька, очередной посылки, сократят свидание, дадут плохую характеристику: «... упорствует в своих ошибках, не стал на путь исправления...» Так что те, кто дорожит посылкой или характеристикой, ходят «добровольно». Но ведь в лагере большинству терять нечего; ларька и так за что-нибудь лишили; свидание не скоро, через год; до полсрока далеко, так что посылки всё равно не положено; у начальства ты и без того на плохом счету, на характеристику плевать, всё равно сидеть от звонка до звонка, срок могут скостить только двадцатипятилетникам. Вот большинство на занятия и не идёт. А надо, чтобы ходили все, от отрядных требуют стопроцентного охвата заключённых политико-воспитательной работой. Дутую цифру в отчётах не вставишь — сам Свешников может проверить в любой момент или другой отрядный донесёт. Вот и приходится изворачиваться.
...Без десяти семь. Библиотеку в четверг в это время закрывают, всех выгоняют из читального зала. Но на волейбольной площадке ещё летает мяч; доминошники стучат по столу костяшками; зэки бродят кто где. Открывается дверь штаба, и оттуда в зону входит толпа отрядных — человек тридцать. Все идут «ловить» своих зэков. Надзиратели бегают по зоне и выгоняют зэков из укромных уголков.
Несколько отрядных подходят к волейбольной площадке:
— Прекращай игру, на политзанятия!
Никто не отвечает. Игра продолжается.
Зэки как оглохли. Тогда кто-нибудь из отрядных или надзирателей побегает к игроку, у которого мяч:
— Отдай!
Зэк молча перекидывает мяч другому. Отрядный — к тому, но мяч уже у третьего. И так до тех пор, пока мяч не окажется у наиболее робкого. Сам-то он не понесёт мяч офицеру, допускает, чтобы тот отобрал, — что же делать? Надзиратели тут же волокут провинившихся в карцер — не за то, что отказываются от политзанятий, а вполне законно, за неподчинение начальству.
То же самое происходит у доминошников:
— Прекращайте игру! Отдайте домино!
Кончается тем же: офицер сгребает со стола костяшки, а несколько человек отправляются в карцер.
__Наконец согнали всех, кого могли; некоторые пришли сами. Начинаются занятия. Офицер бубнит себе под нос по конспекту, зэки занимаются кто чем: дописывают письма, читают книжки. Офицер старается этого не замечать. Только уж если открыто читают или пишут в первом ряду, предлагает пересесть подальше, чтобы Свешников не увидел, если войдёт. Иногда это ответственное дело — чтение конспекта или статьи из журнала «Коммунист» — поручают «активным» зэкам, чтобы была видимость участия зэков в политзанятиях. Чаще всего эти «активисты» — полуграмотные старики, читают еле-еле, так что коллективная работа не получается. И уж совсем редко отрядный решается задать кому-нибудь вопрос по теме предыдущего занятия. Кого спросить? Этого нельзя — неграмотный, двух слов не свяжет; того тем более нельзя — чересчур грамотный.
__Зато нередко сами зэки, согнанные на занятия насильно, засыпают своего преподавателя вопросами — главным образом о материальном положении:
— Вот вы говорите, что надо жить честно, не обманывая государство, — а как можно прожить семье на 50-70 рублей? А у вас какая зарплата? Вы только что рассказывали о росте благосостояния трудящихся — как вы связываете понятие «рост благосостояния» с ростом цен на продукты, с повышением норм на производстве?
__Этот последний вопрос задал при мне мой товарищ Коля Юсупов. Наш отрядный замялся, потом ответил:
— Вы, Юсупов, неправильно понимаете нашу политику. Вы нарочно заостряете внимание на отдельных недостатках, к тому же временных.
Все зэки засмеялись, а я спросил:
— Как долго длится, каким сроком исчисляется это «временно»? Мы же знаем, например, что декрет о цензуре был принят только «временно» и даже на «короткое время». Это было около пятидесяти лет назад, а цензура существует и сейчас...
— Вам, Марченко, мало дали, надо бы добавить. А остальным кое-кому, я вижу, в карцер захотелось?
— Убедил, убедил, — загалдели зэки.
Занятия кончились, слушатели расходятся, перемывая косточки «воспитателям», «пропагандистам». Смеются над ними все, даже стукачи."
"

...душещипательное продолжение (18+)

Взято из _ttps://www.bbc.com/russian/science/2015/10/151009_vert_ear_truth_about_vampire_bats