Химия и Химики № 4 2088.

Году в 62-м или 63-м, придя в редакцию "Украинского химического журнала", чтобы оставить рукопись статьи, я увидел сидевшего там в одиночестве ответственного редактора, академика Украинской академии Анатолия Кирилловича Бабко - одного из самых видных аналитиков страны. Он находился в состоянии, представлявшем собою сложный коктейль из задумчивости, раздражения, недоумения и растерянности. Я положил на стол секретаря редакции статью и вознамерился уходить, но академик меня остановил. - Прочитайте! - протянул он мне листки.

Я взял неряшливые страницы, напечатанные на какой-то древней машинке, и посмотрел на заголовок. Статья называлась примерно так: "Новая теория строения материи". Автор - учитель труда одной из киевских школ. Дело понятное. Ниспровергатели основ упорно преследуют институты и редакции проектами вечных двигателей и схемами строения Вселенной. Пожав плечами, я взглянул на Анатолия Кирилловича, не понимая, чем могло его озадачить творение очередного доморощенного гения.

- Прочитайте! - еще раз просительно-настойчиво повторил редактор.

Прочитал. Автор утверждал, что им доподлинно установлено: атомы химических элементов в нейтральном состоянии представляют собою маленькие жесткие шарики. Вступая в химические реакции, они начинают обтесывать друг друга, приобретая число граней, равное валентности элемента. Одновалентным водороду, натрию и фтору учитель труда, обнаруживая хорошую фантазию, приписал форму ленты Мебиуса.

Закончив чтение, я выразительно указал на корзину для бумаг, стоявшую подле редакторского стола. - В корзину? - внезапно возбудился ответственный редактор. - Тогда почитайте вот это! - Он протянул мне две бумажки.

На первой из них под титулом "Секретариат ЦК КПСС. Канцелярия" было начертано примерно такое: "В ЦК КПУ, отдел агитации и пропаганды. Направляем Вам статью имярек "Новая теория строения материи" и предлагаем решить вопрос о целесообразности ее публикации на страницах какого-либо из республиканских периодических изданий".

На второй бумаге под титулом "ЦК КПУ. Отдел науки" значилось: "Ответственному редактору "Украинского химического журнала" академику А.К.Бабко. Отдел науки ЦК КПУ считает целесообразным опубликовать прилагаемую статью в вашем журнале, снабдив ее по усмотрению редакции примечанием "В порядке дискуссии".

- Что, у этого типа ТАМ рука?

Анатолий Кириллович пожал плечами.

- А если им разъяснить? - скудоумно предложил я. - ИМ?! - горестно усмехнулся академик с интонацией, которая тянула на пять лет со строгой изоляцией.

- Но ведь журнал станет посмешищем, если такое напечатать!

Анатолий Кириллович сокрушенно качнул головой в сторону сопровождавших статью директив.

- А вы с автором беседовали? - полюбопытствовал я.

- Беседовал. Он следующий опус готовит, о том что вкус соединений зависит от степени заостренности граней.

- Может, я попробую с ним поговорить? - предложил я свои услуги в этой цугцванговой ситуации.

- Не поможет... - затравленно произнес академик.

- Поможет! - самонадеянно заверил я, решив про себя, что не родился еще учитель труда, с которым нельзя было бы столковаться с помощью бутылки.

- Попробуйте, - дал разрешение Анатолий Кириллович, вложив в согласие максимум скепсиса.

На следующий день я поехал в одну из окраинных школ Киева и, разыскав учителя, сразу понял, что моя миссия обречена на провал. Потому что увидел перед собою человека с глазами ультрамариновой голубизны, в которых светились неукротимый порыв к познанию мира и вера в возможность этого познания. Стало понятно, что такой грубый инструмент, как бутылка, в данном случае не просто неуместен - оскорбителен.

Доказывать подобным фанатикам абсурдность их построений безнадежно - это, впрочем, было ясно еще до встречи с ниспровергателем. Оставалось одно: играть с новатором на его поле в его же игру.

- Статья ваша очень интересна! - заявил я ниспровергателю с убежденностью, которая должна была снять любые подозрения моего собеседника в подвохе.

- Настолько интересная, что мы должны сделать все, чтобы ваше открытие стало достоянием Родины. И ее гордостью. Навсегда. Вы, конечно, уже направили заявку на открытие в Комитет по делам изобретений и открытий?

- Н-н-нет... - ответил учитель труда.

- А зачем?

- Как - зачем?! - вопросил я, вложив в восклицание как можно больше испуга.

- Ведь если это напечатают, а у вас не будет диплома об открытии, то американцы это в пять минут присвоят себе. И все уйдет к ним.

- Что же делать? - всполошился учитель.

- Не-мед-ленно заберите статью из журнала и посылайте в Москву, в Комитет! - решительно порекомендовал я, спихивая моего клиента другим инстанциям.

- Когда получите диплом, то немедленно к нам, напечатаем сейчас же. В другой журнал не отдавайте. И запомните: пока не получите диплом, никому ни слова - шпионов-то сколько, сами понимаете.

- Спасибо! - проникновенно поблагодарил учитель меня, Иуду.

- Конечно, это правильно. А скажите, денег мне за открытие дадут?

- Дадут, - с готовностью посулил я, быстро теряя уважение к самородку. - Уж очень они мне нужны! - страстно заверил собеседник. - Тогда я смогу наконец построить микроскоп.

- А зачем его строить? - удивился я. - За те деньги, какие вам отвалят за открытие, вы сможете купить любой микроскоп.

- Любой? - снисходительно улыбнулся учитель моему невежеству. - Нет еще такого микроскопа, в который можно рассмотреть атомы. А я такой построю обязательно! - заверил он меня. - Да, кстати, - спохватился новатор. - А какой из атомов легче всего рассмотреть в микроскоп?

- Уран, конечно, а еще лучше плутоний, - посоветовал я и удалился.

Вернувшись в редакцию с благой вестью и застав там на этот раз только ответственного секретаря Савелия Исааковича Спивака, я сообщил ему о своей виктории, которую мы тут же отметили неизрасходованной бутылкой. И смеялись. Нам было весело.

Но не зря, ох не зря излагает на запредельных нотах певец Градский, что ничто в этой жизни не проходит бесследно.

Через год-полтора, когда я уже забыл об этой истории, посчитав ее забавной, не более, ночью (!) раздался телефонный звонок. Голос, в котором металла было больше, чем в домне, сообщил, что говорят из республиканского Комитета государственной безопасности. И Комитету крайне нужно, чтобы я сейчас, именно сейчас, в половине третьего ночи, к ним пожаловал, и что машина за мной уже выехала.

Времена были, конечно, не те, что лет 30 назад. Но от этой конторы никто никогда ничего хорошего не ждал. Поэтому я стал одеваться, размышляя, следует ли мне прихватить с собой зубную щетку и бельишко. Извинения при ехавшего майора за то, что меня беспокоят в такое не урочное время, мало успокоили, ибо из самиздата все мы знали об оттенках и подоплеках гэбистского политеса.

По прибытии в хорошо знакомое киевлянам здание на улице Владимирской я был введен в скучную комнату, где восседал человек в партикулярном платье, поздоровавшийся со мной весьма прохладно, чтобы не сказать холодно. Стало зябко.

В тягостном молчании прошло минут пять, когда дверь отворилась и в комнату вошли двое: конвоир и некто державший руки за спиной, в котором я признал создателя нового учения о строении материи. Я недоуменно уставился на него.

- Вы встречались когда-нибудь с этим человеком? - со знакомыми по революционным фильмам модуляциями осведомился у меня хозяин кабинета.

Я подтвердил, что да, встречался.

- А ты этого человека знаешь? - показал на меня гэбист. Учитель труда утвердительно кивнул. - Тогда назовите его фамилию! - предложил дзержинец учителю.

Новатор, понятно, фамилии моей не знал. Не знал, естественно, его реквизитов и я, так как, конечно, успел позабыть фамилию, значащуюся в статье и сопроводительных к ней бумагах.

Я ожидал, что хозяин сейчас станет обличать нас в запирательстве, но он бросил конвоиру: - Уведите! - и, только когда за учителем затворилась дверь, предложил мне сесть.

- Откуда вы знаете об уране и этом, как его... плутонии? - огорошил меня начальник странноватым - назовем это так - вопросом.

Я помолчал, не зная, что ответить.

- Это с вашей подачи он ходил по киевским научным учреждениям, пытаясь выяснить, работают ли они со стратегическими материалами?

Я с возможной краткостью описал чекисту историю нашего знакомства и сознался, что действительно в конце нашего разговора, состоявшегося весьма давно, упоминал об уране и плутонии.

- Вот именно это меня и интересует, откуда вам стало известно об уране и плутонии! - объяснил гражданин начальник причину любопытства к моей особе.

- Из книжек...

- Книжек?! - насторожился гэбист. - Каких это еще книжек? И как они к вам попали?

Тут уже настала очередь дивиться мне. - Таких книжек много, а как они ко мне попали, и не упомню.

- А тех, кто вам их передал, тоже забыли?

Это кафкианство начало меня раздражать, и, хотя в этой конторе давать волю эмоциям вроде бы не стоило, я осведомился раздраженно:

- Вы можете пояснить, что вам надо?

- НАМ, - многозначительно выделил начальник место имение, - НАМ надо знать, каким образом просочились в население сведения об уране и этом... как его, плутонии.

- Сведения об уране и плутонии, - сказал я с понятным облегчением, - могли просочиться в население, например, через учебник Некрасова.

- Некра-а-асова? - с радостным сарказмом протянул гражданин начальник. - Некра-а-асова? А Пушкин об этом ничего не писал?

И до общения с чекистами я предполагал, что в этом ведомстве сидят не Сократы и не Спинозы. Но радости оттого, что гипотеза подтвердилась, не ощутил...

Меня скоро отвезли домой и привезли обратно с "Курсом общей химии" Б.В.Некрасова издания 1954 года. Под бдительным оком чекиста я написал объяснение о том, что об уране и плутонии я узнал из этого учебника, а именно из текста на страницах 588-599. После чего был отпущен.

Судьба новатора-самородка мне неизвестна, но хочется думать, что его не посадили. Я рассказывал эту историю друзьям. Некоторые из них смеялись. Последними ли?..

(Химия и жизнь).