Впечатлительным особам и любителям хомячков лучше по ссылке не ходить

http://murmolka.com/post/14718/Neskolko-slov-o-smerti-homyakov-A-ved-tolko-v-smerti-eti-zlyie

Эта история меня особо тронула

Действительно, морские свинки, к примеру, все мрут от перегрева или воспаления легких. А хомяки…
Подруга рассказывала историю. В авторской обработке она звучит где–то так:

Они с сестрой (к тому моменту 8 и 12 лет) заманали маму с папой на покупку хомяка. Мама с папой держали оборону самоотверженно, но потом отступили под натиском в изнурительной позиционной борьбе. После пары месяцев совместной жизни хомяк был вынут из клетки, выпущен на диван, и, что характерно, немедленно съебался в неизвестном направлении. Семья предприняла ряд неуспешных поисково–разыскных операций, впрочем — безрезультатно.

Прошло две недели. Папа принес домой кровно заработанные гроши и полез на антресоли доставать заветный сапог, в котором собирали деньги на машину. Вытащив сапог папа побелел, схватился за сердце и ополз по стене. Мама кинулась с валокордином, привела папу в чувство, глянула в сапог и рухнула в обморок сама — там сука хомяк сделал гнездо. Насрал в семейные сбережения и все изгрыз.

С тех пор папа изменился. Он стал угрюм, необщителен, перестал бриться. Все время носил с собой молоток или большую советскую энциклопедию. Клал кусок сыра или орешек на середину прихожей и часами сидел в засаде, прислушивался, нервно реагировал на шорохи. Периодически он кидался с боевым кличем "стой, сука блядская, хуй ебаный", следовали глухие удары, иногда звон стекла и треск мебели. У них стал часто гостить соседский кот. Мама много плакала. Спустя еще некоторое время жизнь более–менее вошла в нормальное русло, деньги и документы стали хранить в жестяной банке, хомяк перестал попадаться на глаза, его по–русски простили и забыли.

И вот в канун нового года мама взялась готовить какую–то экзотическую хреновину. Открыла шкаф, залезла на верхнюю полку и замерла. И стояла так с минуту. Потом аккуратно закрыла шкафчик, слезла со стула. На губах ее осталась умиленно–задумчивая улыбка, какую обычно имеют женщины хранящие в себе нечто невероятно ценное. Она посидела так минутку, расплакалась, вытерла слезы и стала готовить ужин. Папа пришел к праздничному столу, с белой в пятнах скатертью, мама в платье с каблуками, дочки с бантами, бутылка водки из морозилки. Мама просит девочек выйти и с игривой улыбкой говорит "дорогой, достань мед". Папа лезет на верхнюю полку, достает мед и…

Папа восклицает — "Господи, я знал что ты есть!" Они ставят банку на стол, разливают по пол–стакана водки, пьют не закусывая и целуются. Потом еще раз. Посреди стола, в наполовину полной банке густого янтарного меда, с прогрызеной пластиковой крышкой, застыл в немыслемой позе, извернувшийся штопором в предсмертной агонии, будто муха в янтаре, злополучный хомяк.

Он умер медленно, погружаясь в сладкую янтарную смерть миллиметр за миллиметром.