«Я постигаю смысл – быть России сыном»: как сотня депутатов Госдумы «подружилась» с фейковым z-поэтом, который выдавал стихи немецких нацистов за патриотические
Андрей Захаров June 28, 2024
https://telegra.ph/YA-postigayu-smysl-- ... isto-06-28

Юрий Киреев · 19 ч. ·

Костя-выскочка
Выл выскочкой наш Костя,
Отличником примерным
На лёгкие вопросы
Умел ответить первым.

Подглядывал в шпаргалки,
Не брезговал подсказкой
Сварливой англичанке
Игриво строил глазки.

На первой парте сидя,
Поддакивал умело,
С нарочно умным видом,
Как будто в курсе дела.

Везде все успевает;
Ему всё удаётся;
Из молодых, да ранний;
Стал первым комсомольцем.

Вот так легко и просто
Наш Костя продвигался;
Над теми, кто работал,
Открыто насмехался.

Забавненькая штука -
Священником стал Костя.
Охаивать науку
Теперь его работа.

Те, кто свою карьеру
Обманом создавали,
На нас взирают сверху
И учат нас морали.

Скажите, за руку держа кого
Вы погуляли бы сегодня?
Я выбираю Ахеджакову.
В дурацкой шапке новогодней
Пускай поёт про Тихорецкую,
Пусть про «Крутой маршрут» поплачет,
Пусть радует улыбкой детскою
Друзей свой тесный круг на даче.
Актёров списки вороша, кого
Вы выше ставите по росту?
Я выбираю Ахеджакову
Назло сантиметровым ГОСТам!
Над тупорыльем одинаковым
Встаёт малютка-травести,
И голосочком ахеджаковым
Мешает паукам плести.
Когда идёт за правду драка, вы,
Язык свой в жопу заложа,
Попрятались, а Ахеджакова –
Дрожит на острие ножа.
Гаврошная и бесшабашная,
Мечтает всё перевернуть.
Когда бы знали вы, как страшно ей
Бывает по ночам заснуть…
Пусть пятится отчизна раково
В пучину рабства и жлобства,
На сцену выйдет Ахеджакова
И скажет главные слова.
В костюме мальчика комическом
Она ещё сыграет роль
Из сказки шварцевой кармической,
И крикнет: «Голый ваш король!!!»
Сегодня, в Лилин день рождения,
До дна! Бухать! Гулять-копать!
Пусть будет «кол» по поведению
За то, что выпила опять!
Не будет телеграммы знаковой
От обнулянта из Кремля,
Но это – пофиг Ахеджаковой.
Реально нафиг-пофиг, бля!

Andrey Orlov

Не успел на жизнь обидеться -
вся и кончилась почти.
Стало реже детство видеться,
так, какие-то клочки.
И уже не спросишь, не с кого.
Видно, каждому - своё.
Были песни пионерские,
было всякое враньё.
И по щучьему велению,
по лесам и по морям
шло народонаселение
к магаданским лагерям.
И с фанерным чемоданчиком
мама ехала моя
удивлённым неудачником
в те богатые края.
Забываются минувшие
золотые времена;
как монетки утонувшие
не всплывут они со дна.
Память пылью позасыпало?
Постарел ли? Не пойму:
вправду ль нам такое выпало?
Для чего? И почему?
Почему нам жизнь намерила
вместо хлеба - отрубей?..
Что Москва слезам не верила -
это помню. Хоть убей.

/Булат Окуджава, 1989 г./

Дмитрий Коломенский.

Это Вера Петровна — она людоед.

Познакомьтесь: это Вера Петровна — она людоед.

И не то чтобы Вера Петровна варила людей на обед — нет!

И не то чтобы Вера Петровна кралась в ночи тайком,

Поигрывая клинком, потюкивая клюкой, поцыкивая клыком —

Вот опять-таки нет! Вера Петровна растет как цветок:

Если дует западный ветер — клонится на восток,
Если дует восточный — на запад. И, что важнее всего,

В эти моменты Вера Петровна не ест никого.

Но когда начальник — не важно, велик ли он, мал —

Рассуждая публично о мире и счастье, подает особый сигнал,

Некий знак — то Вера Петровна считывает его на раз.

И тогда у нее распрямляются плечи, загорается красным глаз,

Отрастает религиозное чувство, классовая ненависть, девичья честь —

И она начинает искать кого бы съесть.

Обнаружив враждебный взгляд, ядовитый язык, неприятный нос,

Простодушная Вера Петровна пишет донос,

Изощренная Вера Петровна пишет пособие или статью

Под названием «Наиболее полный перечень рекомендаций
...........................по выявлению и пресечению деятельности

.............................политически вредных элементов,

.............................мешающих России подняться с колен и жить в раю».

А самая-самая Вера Петровна знает, что за так человечинки не поднесут,

И устраивается работать в полицию, прокуратуру, суд —

Там и мясо свежей, и поставки бесперебойней, и устроено все по уму;

И вообще, в коллективе питаться полезней, чем одному, чему

Существует масса примеров — в любой стране и во все века.

А уж соус, под которым человечинка наиболее сладка,

Выбирается в соответствии с эпохой, когда устанавливаются

Нормативы и параметры заготовок людского мясца.
Но потом времена меняются, начальство сигналит отбой.

Тут же Вера Петровна никнет плечами, красный глаз меняет на голубой

Или карий; чувства, ненависть, честь умеряют пыл —

Человек становится с виду таким же, как был.

И мы едем с Верой Петровной в автобусе, обсуждаем дела —

Что редиска в этом году не пошла, а картошка пошла,

Что декабрь обещают бесснежный. И тут я вижу, что

Она как-то странно смотрит, будто пытается сквозь пальто

Разглядеть, какую часть меня — на жаркое, какую — в щи…

— Да и с мясом сейчас непросто, — говорит, — ищи-свищи —

Днем с огнем не найдешь пристойного.
..........................................................

Открываю рот.

Что сказать — не знаю, куда бежать — невдомек.

А мотор урчит, сердце стучит, автобус ползет вперед

И в глазу у Веры Петровны кровавый горит огонек.

Игорь Иртеньев.

Россия родина моя.

Россия родина моя,

Притом, что я еврей,

В ней рек различных дохуя,

Лесов, полей, морей,

Коров, гусей и лебедей

Несметные стада,

Но больше в ней всего людей,

И в этом вся беда.

Игорь Иртеньев
* * *

Вчера по радио я слышал,
Что вышел вроде бы указ,
А, может, даже и не вышел,
Но обсуждается как раз,

Что тем, кто родину не любит
И даром хлеб народный жрет,
Тем скоро голову отрубят,
Чтоб место знали наперед,

Зароют в землю их сырую,
Могилу хлоркой обольют.
...А тем, кто любит, тем вторую,
Как полагается, пришьют.

Сложно жить летучей кошке:
Натянули провода.
Промахнёшься хоть немножко —
И калека навсегда!
Развели тоску такую,
Понавешали тряпьё...
Но лечу! Кто не рискует —
Тот шампанское не пьёт!
Виражи кручу я лихо,
Лучшим асам нос утру...
Догоняю воробьиху,
Хоть и в рот их не беру.
Мне приятно по привычке
Развлекаться по пути:
Выдрать хвостик Божьей птичке
И по ветру распустить.
Я люблю качать антенны,
Портить нервы паукам,
И заглядывать за стены,
И ходить по потолкам.
Я могу влететь в окошко
На девятом этаже,
Тихо скушать курью ножку,
Торт и мятное драже,
Глянуть в зеркало с улыбкой,
В ванной краны повертеть,
Изловить из банки рыбку —
И на крышу — песни петь.
Там уже под мокрым снегом
Пахнет мятой и луной,
Там не терпится коллегам
Поздороваться со мной.
Сколько рыжих, сколько серых
Стонет от моей красы!
Там такие кавалеры —
Со спины видны усы!
Март-апрель... Наверно, в мае
Буду нянчить я котят.
Ни за что не отвечаю,
Если тоже полетят!

Ирина Ратушинская
1982 тюрьма КГБ, Киев
Эти веселые, озорные стихи были написаны в тюрьме киевского КГБ, где автор, 28-летняя женщина, ожидала приговора суда по обвинению в «антисоветской агитации и пропаганде», уже имея все основания полагать, что приговор будет несправедливым и жестоким.
https://www.facebook.com/photo/?fbid=51 ... 9241498444

Упрямо я стремлюсь ко дну:
Дыханье рвётся, давит уши...
Зачем иду на глубину?
Чем плохо было мне на суше?
Там, на земле, — и стол, и дом.
Там я и пел, и надрывался;
Я плавал всё же, хоть с трудом,
Но на поверхности держался.
Линяют страсти под луной
В обыденной воздушной жиже,
А я вплываю в мир иной
Тем невозвратнее, чем ниже.
Дышу я непривычно — ртом.
Среда бурлит — плевать на среду!
Я погружаюсь, и притом
Быстрее — в пику Архимеду.
Я потерял ориентир,
Но вспомнил сказки, сны и мифы:
Я открываю новый мир,
Пройдя коралловые рифы.
Коралловые города...
В них многорыбно, но не шумно:
Нема подводная среда,
И многоцветна, и разумна.
Где ты, чудовищная мгла,
Которой матери стращают?!
Светло — хотя ни факела,
Ни солнца мглу не освещают!
Всё гениальное и не-
Допонятое — всплеск и шалость —
Спаслось и скрылось в глубине —
Всё, что гналось и запрещалось...
Дай бог, я всё же дотону,
Не дам им долго залежаться!
И я вгребаюсь в глубину,
И всё труднее погружаться.
Под черепом могильный звон,
Давленье мне хребет ломает,
Вода выталкивает вон,
И глубина не принимает.
Я снял с острогой карабин,
Но камень взял — не обессудьте! —
Чтобы добраться до глубин,
До тех пластов, до самой сути.
Я бросил нож — не нужен он:
Там нет врагов, там все мы — люди,
Там каждый, кто вооружен, —
Нелеп и глуп, как вошь на блюде.
Сравнюсь с тобой, подводный гриб,
Забудем и чины, и ранги,
Мы снова превратились в рыб,
И наши жабры — акваланги.
Нептун, ныряльщик с бородой,
Ответь и облегчи мне душу:
Зачем простились мы с водой,
Предпочитая влаге сушу?
Меня сомненья, чёрт возьми,
Давно буравами сверлили:
Зачем мы сделались людьми?
Зачем потом заговорили?
Зачем, живя на четырёх,
Мы встали, распрямили спины?
Затем — и это видит Бог, —
Чтоб взять каменья и дубины.
Мы умудрились много знать,
Повсюду мест наделать лобных,
И предавать, и распинать,
И брать на крюк себе подобных!
И я намеренно тону,
Зову: "Спасите наши души!"
И если я не дотяну —
Друзья мои, бегите с суши!
Назад — не к горю и беде;
Назад и вглубь — но не ко гробу;
Назад — к прибежищу, к воде;
Назад — в извечную утробу.
Похлопал по плечу трепанг,
Признав во мне свою породу...
И я выплёвываю шланг
И в лёгкие пускаю воду.
Сомкните стройные ряды,
Покрепче закупорьте уши.
Ушёл один — в том нет беды,
Но я приду по ваши души!
1977 ...........В.Высоцкий

Когда я об стену разбил лицо и члены
И всё, что только было можно, произнёс,
Вдруг сзади тихое шептанье раздалось:
«Я умоляю вас, пока не трожьте вены.
При ваших нервах и при вашей худобе
Не лучше ль чаю? Или огненный напиток?
Чем учинять членовредительство себе,
Оставьте что-нибудь нетронутым для пыток».
Он сказал мне: «Приляг,
Успокойся, не плачь».
Он сказал: «Я не враг —
Я твой верный палач.
Уж не за полночь — за три,
Давай отдохнём.
Нам ведь всё-таки завтра
Работать вдвоём».
Раз дело приняло приятный оборот -
Чем черт не шутит — может, правда, выпить чаю?
— Но только, знаете, весь ваш палачий род
Я, как вы можете представить, презираю.
Он попросил: «Не трожьте грязное бельё.
Я сам к палачеству пристрастья не питаю.
Но вы войдите в положение моё —
Я здесь на службе состою, я здесь пытаю,
Молчаливо, прости,
Счёт веду головам.
Ваш удел — не ахти,
Но завидую вам.
Право, я не шучу,
Я смотрю делово:
Говори что хочу,
Обзывай хоть кого».
Он был обсыпан белой перхотью, как содой,
Он говорил, сморкаясь в старое пальто:
«Приговорённый обладает, как никто,
Свободой слова, то есть подлинной свободой».
И я избавился от острой неприязни
И посочувствовал дурной его судьбе.
Спросил он: «Как ведёте вы себя на казни?»
И я ответил: «Вероятно, так себе…
Ах, прощенья прошу,
Важно знать палачу,
Что, когда я вишу,
Я ногами сучу.
Да у плахи сперва
Хорошо б подмели,
Чтоб, упавши, глава
Не валялась в пыли».
Чай закипел, положен сахар по две ложки.
«Спасибо!» — «Что вы? Не извольте возражать!
Вам скрутят ноги, чтоб сученья избежать,
А грязи нет — у нас ковровые дорожки».
Ах, да неужто ли подобное возможно!
От умиленья я всплакнул и лёг ничком.
Потрогав шею мне легко и осторожно,
Он одобрительно поцокал языком.
Он шепнул: «Ни гугу!
Здесь кругом стукачи.
Чем смогу — помогу,
Только ты не молчи.
Стану ноги пилить —
Можешь ересь болтать,
Чтобы казнь отдалить,
Буду дольше пытать…»
Не ночь пред казнью, а души отдохновенье!
А я уже дождаться утра не могу.
Когда он станет жечь меня и гнуть в дугу,
Я крикну весело: «Остановись, мгновенье»,
—
чтоб стоны с воплями остались на губах!
—- Какую музыку, — спросил он, — дать при этом?
Я, признаюсь, питаю слабость к менуэтам,
Но есть в коллекции у них и Оффенбах.
«…Будет больно — поплачь,
Если невмоготу», —
Намекнул мне палач.
Хорошо, я учту.
Подбодрил меня он,
Правда сам загрустил —
Помнят тех, кто казнён,
А не тех, кто казнил.
Развлёк меня про гильотину анекдотом,
Назвав её карикатурой на топор:
«Как много миру дал голов французский двор!..»
И посочувствовал наивным гугенотам.
Жалел о том, что кол в России упразднён,
Был оживлён и сыпал датами привычно,
Он знал доподлинно, кто, где и как казнён,
И горевал о тех, над кем работал лично.
«Раньше, — он говорил, —
Я дровишки рубил,
Я и стриг, я и брил,
И с ружьишком ходил.
Тратил пыл в пустоту
И губил свой талант,
А на этом посту
Повернулось на лад».
Некстати вспомнил дату смерти Пугачёва,
Рубил — должно быть, для наглядности — рукой.
А в то же время знать не знал, кто он такой, —
Невелико образованье палачёво.
Парок над чаем тонкой змейкой извивался,
Он дул на воду, грея руки о стекло.
Об инквизиции с почтеньем отозвался
И об опричниках — особенно тепло.
Мы гоняли чаи,
Вдруг палач зарыдал —
Дескать, жертвы мои
Все идут на скандал.
«Ах вы, тяжкие дни,
Палачёва стерня.
Ну за что же они
Ненавидят меня?»
Он мне поведал назначенье инструментов.
Всё так не страшно — и палач как добрый врач.
«Но на работе до поры всё это прячь,
Чтоб понапрасну не нервировать клиентов.
Бывает, только его в чувство приведёшь,
Водой окатишь и поставишь Оффенбаха,
А он примерится, когда ты подойдёшь,
Возьмет и плюнет — и испорчена рубаха».
Накричали речей
Мы за клан палачей.
Мы за всех палачей
Пили чай — чай ничей.
Я совсем обалдел,
Чуть не лопнул, крича.
Я орал: «Кто посмел
Обижать палача!..»
Смежила веки мне предсмертная усталость.
Уже светало, наше время истекло.
Но мне хотя бы перед смертью повезло —
Такую ночь провёл, не каждому досталось!
Он пожелал мне доброй ночи на про.щанье,
Согнал назойливую муху мне с плеча…
Как жаль, недолго мне хранить воспоминанье
И образ доброго чудного палача.
....................................
.........1977.. В.Высоцкий