Химия и Химики № 1 2012. Закись азота. Получение, хранение и физиологическое действие

Наблюдения эффектов интоксикации закисью азота (веселящий газ), записать которые меня подтолкнуло прочтение памфлета под названием "Анестетическое откровение и суть философии" (Blood, 1874), помогли мне лучше, чем когда-либо понять сильные и слабые стороны философии Гегеля. Я настоятельно рекомендую повторить мой эксперимент, который при использовании чистого веселящего газа краток и достаточно безопасен. Эффекты, разумеется, будут варьировать в зависимости от человека, равно как они меняются и для одного и того же человека от эксперимента к эксперименту. Но есть вероятность, что как и в первом случае, так и во втором общее подобие будет сохраняться. Для меня, как и для любого другого человека (испытавшего действие закиси азота), о котором я слышал, суть переживания состоит в необычайно радостном ощущении интенсивного метафизического озарения. Истина предстает открытой взору в глубине почти ослепляющих свидетельств. Разум видит все логические взаимосвязи бытия с такой утонченностью и мгновенностью, параллели которым обыденному сознанию неизвестны; только по мере возвращения состояния трезвости чувство озарения увядает, а человеку остаётся лишь смотреть пустым взглядом на несколько бессвязных слов и фраз подобно тому, как можно смотреть на имеющую мертвенный вид снежную вершину, которую только что покинуло сияние заката, или же на чёрный пепел, оставшийся от угасшего костра.

Хорошо известно необъятное волнующее чувство примирения, характерное для "сентиментальной" стадии алкогольного опьянения - стадии, которая кажется глупой для сторонних наблюдателей, но субъективное упоение которой, вероятно, составляет основную часть искушения этим пороком. Центр и периферия вещей, кажется, сливаются воедино. Эго и его объекты, моё и твоё - есть одно и то же. Вот это чувство - только тысячекратно усиленное - и было эффектом действия на меня веселящего газа, а его первым результатом стало проникновение в меня с невыразимой силой убеждения, что гегельянство всё-таки верно и глубочайшие до сей поры убеждения моего разума, таким образом, были ошибочны. Все, о чем бы я не подумал, тут же захватывалось в логические щипцы и служило для иллюстрации той же самой истины, а истиной было то, что любая противоположность среди каких бы то ни было вещей исчезала в высшем единстве, в котором она имеет основу; что все, так называемые, противоположности принадлежат к одному типу; неразрывная целостность происходит из сути бытия и мы буквально в середине бесконечного, воспринимать существование которого нам вполне по силам. Без этой целостности как основы, как могла бы происходить борьба? Борьба предполагает нечто являющееся предметом борьбы; и в этой общей теме, одной и той же для двух сторон, различия объединяются. От самых трудных противоречий к нежным разнообразиям формулировок различия испаряются; по крайней мере "да" и "нет" согласуются в данном утверждении; отрицая утверждение, но другим способом заявляя то же самое, противоположность становится тождественной утверждению - все мнения, таким образом, синонимы и синонимичны, все как одно. Но одна и та же фраза при различии в акценте дает две, и здесь вновь различие и не-различие объединяются в одно.

Невозможно во всей полноте передать идею стремительной идентификации противоположностей, которая заполняют разум во время опыта. У меня есть страницы и страницы фраз надиктованных или записанных в состоянии интоксикации, которые для трезвого читателя кажутся бессмысленным бредом, но в момент написания они родились в огне бесконечной рациональности. Бог и дьявол, добро и зло, жизнь и смерть, я и тысяча, трезвый и пьяный, материя и форма, белое и черное, количество и качество, дрожь от восторга и содрогание от ужаса, рвота и глотание, вдох и выдох, рок и разум, большой и малый, мера и намерение, шутка и серьезность, трагичный и комичный, как и полсотни других контрастных образов фигурируют на этих страницах одним и тем же единообразным способом. Ум видел, как каждое определение принадлежало своей противоположности посредством тонкого, как лезвие ножа момента перехода, который он осуществлял, и который, постоянный и вечный, был незыблемой основой жизни. Мысль о взаимном значении фрагментов в голой форме суждения о противоположности, таких как "ничто - но", "не больше - чем," "только - если," и т.д., произвела великолепный бред теоретического восторга.

И, наконец, когда ясные мысли приходили уже медленнее, разум, продолжая работать, прошел через простую форму признания сходства в идентичности, противопоставляя слово самому себе, по-другому расставляя акценты или лишая его первой буквы. Позвольте мне записать несколько предложений.

Что является ошибкой, но своего рода принятием?
Что является отвращением, но своего рода применением?
Трезвый, пьяный, -ый, удивление.
Все может стать объектом критики -
Как критиковать без того что критиковать?
Согласие - разногласие!!
Эмоции - движение!!!!
Ей-Богу как это ранит! Ей-Богу как это не ранит!
Примирение двух крайностей.
Джордж только чего!
Это походит на ерунду, но это - чистый смысл!
Мысль глубже, чем речь...!
Военно-медицинская школа; семинария, школа! ШКОЛА!
О мой Бог, о, Боже; о, Боже!

Самое последовательное и членораздельное предложение, которое пришло на ум было таким: нет различий кроме различий в степени между разными степенями различия и не-различия.

Но вот обратная сторона медали. Что есть принцип единства во всем этом монотонном потоке примеров? Хотя я вначале не видел его, вскоре нашел, что в каждом случае это было не что иное как абстрактный класс, противоречивые элементы которого были противоположными видами. Другими словами, хотя поток онтологических эмоций был насквозь гегельянским, основания для этого не было, был только старый как мир принцип - что объекты остаются теми же самыми только до тех пор, пока они идентичны сами себе, или сохраняют общую (для своего класса) природу - принцип, который сам Гегель попирает ногами. В то же время упоение созерцанием процесса, который был бесконечен, превратилось (по мере того как природа бесконечности осознавалась умом) в ощущение страшного и неотвратимого рока, с величиной которого несоизмеримо никакое конечное усилие и в свете которого безразлично все, что происходит. Это мгновенное изменение настроения от восторга до ужаса, пожалуй, самое сильное ощущение, что я когда-либо испытывал. Я добивался этого неоднократно, когда ингаляции продолжались достаточно долго, до появления чувства тошноты, и я не могу не рассматривать его как нормальный и неизбежный результат интоксикации, при достаточной длительности последней. Пессимистический фатализм, бездны беспомощности и безразличия, объединенные разум и глупость, не в высшей синтезии, но что бы ты ни выбрал - все тождественно, - вот итог откровения, которое началось столь ярко и радужно.

Даже когда процесс останавливается, не доходя до этой заключительной стадии, читатель заметит из цитированных фраз, как часто он заканчивается потерей экспериментатором хода мысли. Что-то "исчезает", "улетучивается", и чувство понимания сути вещей превращается в сильное проявление недоумения, спутанности сознания, удивления.

Я не знаю больше необычного ощущения, чем это бурное недоумение, приходящее без какой-либо причины недоумевать, за исключением самого недоумения. Похоже, действительно, Causa Sui [1], или "дух станет его собственным объектом".

Мой вывод заключается в том, что единение вещей в обычном мире, закон совместного обладания (общими признаками), о котором я так много рассказал, может, при своем восприятии, породить очень сильное чувство; что Гегель был настолько необычно восприимчив к этому чувству на протяжении своей жизни, что его удовлетворение стало для Гегеля высшей целью и сделало его недобросовестным относительно тех средств, которые он использовал для этого; что индифферентизм - истинный результат каждой системы взглядов на мир, делающей бесконечность и непрерывность его сущностью, а пессимистические или оптимистические подходы имеют отношение не более чем к субъективности момента; наконец, что идентификация противоречий, будучи столь далека от саморазвивающегося процесса, который предполагает Гегель, в действительности есть самопожирающий процесс, переходящий от менее к более абстрактному и оканчивающийся или в смехе над окончательным ничто, или в настроении головокружительного изумления бессмысленной бесконечностью.

_______________________________________
¹ Causa Sui - (лат. - "причина в себе") обозначает "то, что генерируется внутри себя". Это понятие имеет центральное значение в работах Бенедикта Спинозы, Зигмунда Фрейда, Жан-Поль Сартра, и Эрнеста Беккера, где оно относится к цели, которую объекты могут присвоить себе. В случае, Фрейда и Беккера, концепция часто используется как обозначение бессмертного корабля, где что-то может создать смысл или продолжать создавать смысл за пределами своей собственной жизни. В традиционном западной теизме, Бог не может быть создан любой другой силой или существом, следовательно, Бог есть либо самопричинным либо беспричинным.